Инь и Ян как природная физико-математика древнего КитаяСогласно традиционного китайского мировоззрения абсолютно любой объект во вселенной может быть определен характеристиками инь и ян, и потому, отходя от общепринятого толкования, я предпочитаю описывать инь и ян не как мужское и женское начало или свет и тьму, а манифестацию временной и пространственной характеристики вселенной в фокусе восприятия воспринимающего, так как в мировоззренческих схемах современного западного человека именно характеристики времени и пространства превалируют над всеми остальными, ибо нет ничего в мире (то есть в фокусе восприятия индивида), что было бы за пределами времени и пространства. Понятия времени и пространства в первую очередь составляют небо и земля. В трактате «Су-вэнь», или «Вопросы о простейшем», говорится: «Чистой субстанции ян соответствует небо; мутной субстанции инь соответствует земля. Дыхание-ци земли поднимается вверх, претворяясь в облака; дыхание-ци неба опускается вниз, претворяясь в дождь». Таким образом между небом и землей, между облаками и дождем существует взаимосвязь, которую можно охарактеризовать в терминах инь и ян.
Развивая аналогию дальше, светлый день и темную ночь, ясную погоду и пасмурную, жар и холод, состояние подвижности и состояние покоя можно также охарактеризовать, используя термины инь и ян. Даже изменения характеристик времени в течение одного дня также описываются как иньские и янские. В «Су-вэнь» говорится: «Время от рассвета до полудня — это небесная субстанция ян, которая описывается как субстанция ян внутри субстанции ян. Время от полудня до сумерек, это небесная субстанция ян, которая описывается как субстанция инь внутри субстанции ян. Время от наступления темноты до петушиного крика — это небесная субстанция инь, которая описывается как субстанция инь внутри субстанции инь. Время от петушиного крика до рассвета — это небесная субстанция инь, которая описывается как субстанция ян внутри субстанции инь». В «Су-вэнь» также говорится: «Субстанции инь и ян в выражении можно сосчитать до десяти, а если продолжить, можно достичь ста. Можно сосчитать до тысячи, а если продолжить, можно дойти до десяти тысяч. Можно идти и за десять тысяч, и не хватит счета, однако по сути они всегда выражаются через единицу». Таким образом описывается постоянная неделимость инь и ян (или времени и пространства, если угодно) в бесконечности манифестаций человеческой вселенной. Однако манифестация инь и ян не мыслится вне объектов данного мира в восприятии индивида. В «Су-вэне» говорится: «Трансформации субстанций инь и ян протекают в десяти тысячах сущностей». В другом месте трактата говорится: «Субстанции инь и ян представляют собой путь-Дао неба и земли, законы и правила для десяти тысяч сущностей. Они являются матерью и отцом изменений и трансформаций, они корни и начала рождения и смерти, они сосуды духа и его манифестации». В данном случае дух и манифестацию его, шэнь-мин, следует понимать как движущую силу процессов изменения, протекающих в материальном мире. Принадлежность объекта к субстанциям инь или ян определяется его характером, положением, направлением движения или развития. Так в «Су-вэне» говорится: «Небо и земля — это воплощение верха и низа для десяти тысяч сущностей; субстанции инь и ян — это воплощение мужского и женского принципов в крови-сюэ и дыхании-ци; левое и правое — это воплощение пути и направления для субстанций инь и ян; вода и огонь — это признаки и приметы, которые определяют субстанции инь и ян; субстанции инь и ян — это начало возможности бытия десяти тысяч сущностей». Таким образом, то, что подвижно и активно, направлено вовне, движется вверх, теплое, светлое относится к субстанции ян. А то, что находится в состоянии покоя, удерживается внутри, направлено вниз, холодное, темное, относится к субстанции инь. Следует всегда помнить, что при определении принадлежности субстанции инь и ян, обязательно существует точка, в которой происходит это определение, и эта точка является фокусом восприятия индивида. Когда говорится о характеристиках твердости и мягкости, тепла и холода, направления движения, то обязательно имеется в виду их оценка индивидов, которому по каким-либо причинам необходимо найти оптимальную точку воздействия (во времени и пространстве) на объект восприятия. Ведь и цвет может быть теплым, и продвижение в процессе жизни может быть направлено вверх или вниз. Небо и земля являются критериями, но не следует забывать, что небо и земля воспринимаются и оцениваются индивидом в призме ощущений. Мне кажется, что следует ввести понятие внутреннего контакта, который возникает, когда индивид в своем сознании вступает в контакт с материальным или нематериальным объектом, аттрибутом или движением, любой сущностью, и именно в сознании происходит категоризация объекта восприятия по признакам инь и ян, что дает возможность индивиду (опять же в сознании) продвигаться к обнаружению оптимальной точки воздействия на объект. Так что об инь и ян следует говорить как об методологическом инструменте познания мира, а не как о чем-то существующем вне восприятия человека. В этой связи хотелось бы сказать несколько слов о возможностях применения теории инь и ян в традиционной китайской медицине. В «Су-вэнь» говорится: «Человек в жизни обладает телесной формой, которая неразделима с субстанциями инь и ян». Данное утверждение можно толковать двояко. Имеется в виду, что все компоненты, составляющие телесную форму человека, можно характеризовать как иньские или янские, определяя таким образом иерархию взаимоотношений между ними. С другой стороны данную сентенцию можно понимать, как постулат обязательной категоризации отношений инь-ян в любом материальном контакте, в который индивид вступает через телесную форму в процессе жизни. Что касается описания человека в категориях инь и ян, то в «Су-вэнь» говорится: «При описании человека через субстанции инь и ян, внешнее соответствует субстанции ян, а внутреннее соответствует субстанции инь. При описании организма через субстанции инь и ян спина соответствует субстанции ян, а живот соответствует субстанции инь. При описании внутренних органов цзан-фу человеческого организма в категориях инь и ян, органы-цзан соответствуют субстанции инь, а органы-фу соответствуют субстанции ян. То есть пять органов-цзан: печень, сердце, селезенка, легкие, почки соответствуют субстанции инь; шесть органов-фу: желчный пузырь, желудок, толстый кишечник, тонкий кишечник, мочевой пузырь и три обогревателя соответствуют субстанции ян». Деление на субстанции инь и ян в человеческом организме можно продолжать и детализировать до бесконечности. В трактатах по медицине встречаются многочисленные примеры. Так, в том же «Су-вэнь» говорится: «Спина — это субстанция ян, а субстанция ян внутри субстанции ян является сердце. Спина — это субстанция ян, а субстанцией инь внутри субстанции ян являются легкие. Живот — это субстанция инь, а субстанция инь внутри субстанции инь — это почки. Живот — это субстанция инь, а предельным выражением субстанции инь внутри субстанции ян является селезенка. Таким образом в соответствии с инь и ян поверхностное и глубинное, внутреннее и внешнее, мужское и женское в организме сообщаются между собой и отражают состояние небесных субстанций инь и ян». Так что любую часть человеческого тела, любой орган можно классифицировать посредством категорий инь и ян, и в большинстве случаев верхние разделы соответствуют субстанции ян, тогда как нижние соотносятся с субстанцией инь. Поверхность тела выражается как субстанция ян, а внутренние отделы относятся к субстанции инь. Если конкретно применять это разделение к внутренним органам, то и в случае сердца есть субстанция ян сердца и субстанция инь сердца, а у почек также есть своя субстанция инь и субстанция ян. Потому в трактате «Лин-шу», или «Ось духа», говорится: «Внутри субстанции инь есть субстанция инь, а внутри субстанции ян есть субстанция ян, так что и внутри есть деление на субстанции инь и ян, и снаружи есть деление на субстанции инь и ян. Внутри пять органов цзан соответствуют субстанции инь, а шесть органов фу соответствуют субстанции ян. На внешнем уровне сухожилия и кости — это субстанция ян». Б. Виногродский Концепция Инь и Ян в мистической традиции древнего Китая (по Маслову А.А.)Концепция инь и ян — двух противоположных и взаимодополняющих начал — пронизывает все в китайской культурной традиции, от системы управления государством и отношений между людьми до правил питания и саморегуляции. Она же распространяется и на весьма сложную систему взаимоотношений между человеком и духовным миром. Изображение символа инь-ян (на самом деле он не древний и возник достаточно поздно) как темного и светлого полукругов стало едва ли не визитной карточкой всей восточноазиатской культуры, и его можно обнаружить на обложках западных книг по диетологии, здоровому образу жизни, философии, религии Китая.
Инь-ян стали настолько тесно ассоциироваться с «китайской тематикой», что воспринимаются как некие имплицитно присущие ей начала. Концепция инь и ян как нельзя более точно передает восприятие китайцами как внешнего мира, так и мира внутри себя. Однако не стоит это принимать примитивно и упрощенно.
Прежде всего, нужно развеять устоявшийся миф о сущности инь и ян: в китайской культуре они никогда не были «закреплены» за некими парами противоположностей, как принято считать в популярных сочинениях. Это значит, что инь-ян отнюдь не равнялись темному-светлому, мужскому-женскому, солнцу-луне и т. д., причем эта ошибка уже неоднократно критиковалась специалистами. Тем не менее, такую примитивную трактовку можно встретить и в современной китайской литературе, и на уровне обиходных представлений китайцев. Таким образом, истинная суть инь-ян — столь, казалось бы, многократно изложенная — осталась сокрытой. Нам же представляется, что само понимание «сокровенного» в китайской культуре невозможно без правильного осознания инь-ян,
Принцип инь и ян распространяется далеко за рамки столь упрощенного взгляда, он живет на уровне восприятия духовного мира, взаимоотношений человека и общества, китайца и «варвара»-иностранца. Даже в политике Китай — одна из немногих стран, которая по всем договорам неизменно требует «дуйдэн» — паритета взаимоотношений, мер и шагов.
Концепция инь-ян означала наличие перворазделения вообще, которое знаменует собой собственно порождение всего материального и духовного мира. Несложно понять, что создание культуры для Китая — это, прежде всего, упорядочивание сущностей, прекращение действия хаоса.
Восприятие мира китайцами всегда ситуативно и никогда не постоянно, т. е. мир постоянно трансформируется, а поэтому ничто не существует воистину и до конца, ничто не является истинным по своей природе и изначально. Собственно мотив истинности, которая может быть дана только как постоянная трансформация, и есть основа мистического представления инь-ян.
Сама ситуативность восприятия порождает мысль о постоянном переходе противоположностей друг в друга, поэтому инь-ян не равняются биному женское-мужское, а пары мужское-женское, пустое-наполненное являются лишь следствием такого бинарного типа мышления.
Первоначально инь и ян означали соответственно теневой и солнечный склоны горы (такое понимание можно, в частности, встретить в «И цзине») — и эта символика как нельзя лучше отражала суть этих двух начал. С одной стороны, они представляют лишь разные стороны одной горы, не сводимые друг к другу, но и не отличающиеся друг от друга, с другой стороны, их качественное различие обуславливается не внутренней природой самого склона, а некоей третьей силой — солнцем, которое поочередно освещает оба склона.
Для магического пространства ни инь, ни ян, равно как удача или несчастье, не бывают абсолютными — это лишь стороны одного явления, и разделение их на «добрую» и «злую» части жизни происходит лишь на обыденном уровне, в сознании непосвященного человека. Даос, например, прекрасно осознает, что «лишь только в Поднебесной узнали, что красивое — красиво, тотчас появилось и уродство. Как только все узнали, что добро — это добро, тотчас появилось и зло. Ибо наличие и отсутствие порождают друг друга. Сложное и простое создают друг друга» («Дао дэ цзин», § 2). Мистический закон «парного рождения» (шуан шэн) запускает бесконечное колесо взаимопорождений, которое можно остановить, лишь избежав перворазделения вообще. Мотив бесконечного «кольца», где все части равны друг другу, обыгрывается и в «Дао дэ цзине», где говорится, что «до» и «после» следуют друг за другом, то есть в мистическом мире нет никакого разделения на «начало» и «конец». В сущности, это есть абсолютное воплощение Дао, которое в равной степени «распростерто и влево и вправо» («Дао дэ цзин», § 34).
По отдельности эти качества не существуют, поскольку в этом случае вещь/явление (у) вычленяется из мирового потока и созвучие мира нарушается, ей присваивается некое «имя» (мин), в то время как истинное Дао «безымянно».
Сакральное пространство бытия в Китае находится в абсолютном бинарном равновесии инь-ян, что проявляется даже на уровне обиходных поверий. Например, если в доме кто-то умер, то вскоре в нем случится какое-то счастливое событие, в случае же рождения ребенка счастье и удача могут какое-то время обходить дом стороной. Более того, считается, что удача посетит прежде всего тех, кто помогал обряжать или омывать усопшего или активно готовил похоронную церемонию. Это считается вознаграждением со стороны души умершего (гиэнь) всем тем, кто пришел на похороны.
Формально инь и ян считаются абсолютно равноценными друг другу, и именно так они трактуются на обиходном уровне. А вот реалии китайского оккультизма показывают, что абсолютного равенства между инь и ян не существует.
В мистической закрытой традиции инь считалось более ценным и высоким. Именно оно и было обобщающей метафорой всего потаенного, сокрытого, тайного, что так высоко ценилось в Китае. Именно начало инь, например, «изображалось» на китайских пейзажах за нарисованными горами-водами или орхидеями. Именно инь как главенствующее и всеобъемлющее, но постоянно сокрытое начало стояло за всей мощью имперского декора.
Понять столь большое значение инь несложно — по сути, сам путъ-Дао был не чем иным, как воплощением инь. Дао обладает всеми чертами инь и ни одной чертой ян. Прежде всего, оно «сокрыто», «неясно», «туманно». Оно обладает и чисто женскими функциями — порождает все явления и вещи этого мира. Оно вечно ускользает, его нельзя ни ощутить, ни выразить. Дао во многих древних трактатах оказывается синонимично воде — ее податливости, отсутствию постоянной формы:
Самка всегда одолевает самца своим покоем.
Пребывая в покое,
она занимает нижнюю позицию. («Дао дэ цзин», § 62)
Познав мужское, сохраняй и женское,
становясь лощиной Поднебесной.
Будь лощиной Поднебесной, —
тогда постоянная Благодать не покинет тебя. («Дао дэ цзин», § 28)
Традиция сокрытости и неупорядоченности, неоформленности инь присутствует и в концепции благодатной энергии дэ. Именно полнота дэ и отличает истинных мастеров и великих правителей, императоров от других людей. Тем не менее, все несет в себе часть благодати-дэ. Но Благодати не божественной, как манифестации Высшего Бога, но абсолютно самодостаточной и самополной энергии. Она выступает как энергия бесконечно «потаенная» (сюань) и «утонченная» (мяо), из-за чего и не замечается непосвященными. Более того, всякая истинная благодатная энергия — сокрытая, и в другом качестве она даже не может существовать.
Тем не менее, «скрытая благодать» повсюду, как жизненный флюид, омывает и напитывает весь мир. Это же проявляется и в концепции наполненности душами или духами (линь) всего мира. Души умерших, например, несутся в потоках воды и ожидают того момента, когда смогут соединиться с потоками крови живых существ, для того чтобы потом возродиться. Они оживают в неких Желтых водах (хуан шуй) — потоках, образуемых весной растаявшими снегами.
Начало инь здесь поразительным образом выступает и как сокрытое вместилище невидимых и неупорядоченных духов, представляющих мир мертвых, и одновременно как начало, дарующее жизнь и существование вообще, подобно пути-Дао.
Обратим внимание, что вода в китайской традиции, очевидно, ассоциировалась с плодородием (как и у большинства народов), а также с детородной функцией. Частично это было связано коннотациями между водой и путем-Дао. Оба этих начала не имели постоянной формы и принимали форму «того сосуда, в который были налиты». Здесь же и податливость, неуловимость, следование изменениям. Однако самое главное — и Дао дает рождение мириадам существ, при этом как бы давая импульс к жизни, но далее не властвует над ними, оставляя высшую степень свободы развития: «Давать жизнь и не властвовать». Дао так же, как и вода, «занимает нижнюю позицию» по аналогии с тем, как все воды с верхов стремятся в долины. «Самка, также занимая нижнюю позицию, властвует над самцом», — говорит «Дао дэ цзин». Все эти гидравлические аллюзии о Дао-воле, встречающиеся в «Лао-цзы», есть отголоски, а иногда и цитаты из древних мистических культов, записанные в VI-V вв. до н.э., но имеющие значительно более раннее происхождение.
32
Казалось бы, вода должна соответствовать лишь женскому началу инь как податливому и дающему рождение. Вообще, как мы уже говорили, в древней китайской мистериологии инь всегда превалирует над ян в плане внутренней оккультной реальности, поскольку Дао скорее соответствует началу инь, нежели в равной степени символизирует их обоих. Однако вода чаще всего была символом живительного семени безотносительно мужского или женского начала — думается, эта символика возникла задолго до даосской концепции Дао-воды.
Вода вообще символизирует некий ритм жизни, в ней живут духи умерших, чтобы переродиться вновь, она наполнена, по разным легендам, либо ци, либо семенем-цзин. Например, древний трактат «Гуань-цзы», приписываемый автору VII в. до н.э. (в реальности текст написан несколько позже), советнику правителя царства Ци, говорит о воде как о детородном начале и символе «истинного» человека: «Человек подобен воде. Лишь когда мужчина и женщина оказываются вместе, его семя-цзин и ее энергия-ци объединяются, возникает проистечение вод, которые дают форму [новому] человеку».
Совсем по-иному обстоит дело в светской традиции, к которой, кстати, могли относиться и многие вещи, внешне похожие на некую «тайность». Здесь начало ян, наоборот, оценивалось выше. Иногда это объясняют патриархальной ориентацией общества, где мужчина, т. е. выразитель начала ян, играл основную роль. Известны даже ритуалы, благодаря которым женщина (т. е. инь) могла перейти на уровень мужчины (т. е. ян) и тем самым улучшить свой статус. В основном такие ритуалы были связаны с различными «превращениями» менструальной крови, которая в этот момент считалась воплощенной энергией инь, В одном из таких ритуалов, в частности, сын символически выпивал менструальную кровь матери и тем самым поднимал ее на статус мужчины. Одновременно он сам усиливал свою энергетику через прием в себя этого «тайного» начала, т. е. инь. Не случайно императоры династий Мин и Цин специально приказывали собирать менструальные выделения молодых девушек — из них делались пилюли долголетия, которые также заметно повышали
мужскую энергию.
Небесные духи и сам высший дух древности шан-ди представлялись как высший момент упорядочивания, абсолютная гармония и порядок. Это — начало ян, и именно они помогают душе после смерти человека сохранить свою
индивидуальность, за счет чего к ней могут в дальнейшем обращаться потомки.
33
Эти черты перешли и на представителя шан-ди на земле — императора, Сына Неба. Этому гармонизирующему и упорядочивающему воздействию противостоит и одновременно его дополняет мир начала инь, представленный духами типа гуй, знаменующими собой хаос, неструктурированную массу и энтропию, вредоносность и разрушение. Более того, сами духи и шан-ди могут представлять собой не некие мистические сущности, а лишь метафору вечного столкновения неструктурированной массы (духи гуй в том числе и в чистилище) с четкой структурой и иерархией, представленной добрыми небесными духами шэнь. Такая странная структура осознания мира как чередования хаоса-порядка даже позволила некоторым исследователям говорить о наличии некой единой метафоры восприятия мира, и с этим трудно не согласиться. Представления о духах, о сложной небесной иерархии в конечном счете являлись не только объектами веры, но метафорой имперско-иерархического единства: хаос и порядок в эзотерическом мире всегда имеют свое точное отражение в мире посюстороннем.
Инь — это очевидный первозданный хаос, это обращение человека к самому истоку (точнее, до-истоку) собственного возникновения. Хаос в даосской мысли, равно как и во всех мистических школах, носит позитивно-креативный характер, поскольку символизирует нерасчлененность и единство мира. Он — знак не столько рождения мира, сколько потенциально заложенной в нем возможности рождения чего угодно без четкого определения его сути. Это возможность всего и потенция ко всему в ее абсолютной аморфности и неопределенности. Его метафорой выступают понятия «изначальный ком», «гулкая пустота пещеры», «беспредельное» (у-и,зи), «прежденебесное» (сянъ тянь). Это та обитель, не имеющая форм и границ, где слиты воедино знание и незнание, рождение и смерть, бытие и небытие.
Вся имперская культура — воплощенное ян — противостоит символике «изначального кома». Она призвана разделять и «раздавать имена», и почти параноидальная тяга китайских древних мудрецов и современных политиков к упорядочиванию и созданию четких ценностных иерархий есть не более чем попытка воплотить принцип превалирования ян над инь. Одновременно это и принцип светской культуры — здесь ян главенствует над инь, в то время как в мистической парадигме инь является единственно возможным исходом противостояния и взаимодополнения инь и ян.
Мистические же культы, воплотившиеся в даосизме и в некоторых народных ритуалах, наоборот отдавали приоритет инь, учитывая, что и само Дао выступает как инь — оно податливо, невидимо, его аллегория — податливая вода, что не имеет формы, лощина, женское лоно. Таким образом, мистические учения отнюдь не ставили знака равенства между инь и ян, но очевидно своими концепциями «сокровенно-потаенного», «изумительно-запрятанного» стремились обратить человека к началу инь. Здесь как раз культивировался приоритет хаоса как изначального, нерасчлененного состояния над порядком как чем-то застывшим, ригидным, приближающимся к смерти. Приход к предрожденной нерасчленности проявляется, в частности, в мифе о нерожденном младенце. Так, Лао-цзы сравнивает себя с младенцем, «который еще не научился улыбаться», который «не проявляет признаков жизни». Примечательно, что это — один из редчайших пассажей, где Лао-цзы в трактате «Дао дэ цзин» говорит от первого лица, здесь слышна речь посвященного проповедника и наставника.
В конечном счете это «тяготение к инь» породило кажущийся маргинализм даосской и лежащей в его основе мистической культуры. Она всячески избегала проявлений ян, практиковала экстатические культы, элиминирующие порядок и гармонию, проповедуемые имперским официозом. Здесь практиковались многочисленные сексуальные культы, не признаваемые официальными властями. В частности; поклонялись духам-гуй, ассоциировавшимся с инь и вредоносностью вообще, могилам убитых разбойников и падших женщин, исполнялись ритуалы вызывания духов, бесед с ними, путешествия в мир мертвых.
Расхожий тезис о мистическом «переходе инь в ян» (инь ян цзяо) имел в китайском фольклоре вполне реальное, хотя и весьма необычное преломление. Он, прежде всего, затрагивал возможность трансформации самого человека, точнее, самой характерной его черты — смены пола. В китайских магических историях нередко обсуждаются моменты перехода женщины в мужчину и наоборот. Смена пола могла выполняться различными магическими методами, например приемом чудесных пилюль или при помощи даосов или бродячих магов.
Частично это объясняется все тем же исключительным оккультным магизмом, шаманистскими архетипами, жившими в сознании китайцев и проступающими в фольклоре. Перемена облика вообще является распространенной частью оккультных ритуалов, поскольку вступление в запредельный мир характеризуется общей трансформацией внешнего облика адепта, — это подчеркивает принципиальное отличие мира духов от мира людей. И именно это подразумевает в ряде случаев временное перерождение человека в ином образе и облике, в том числе и переход мужчины в женское божество.
Так, одна история из даосского сборника рассказывает о женщине, которая после долгого отсутствия мужчины при помощи магических средств сумела перевоплотиться в мужчину, осеменить себя, а затем уже, вновь в качестве женщины, родить ребенка.
Более того, в китайской традиции такие чудесные трансформации имели и дидактический подтекст: здесь даже волшебство использовалось с прагматической целью служения предкам. Девушка долгое время сожалела, что не родилась юношей, ибо лишь юноша может в полной мере совершать все ритуальные обряды по усопшим предкам, и прежде всего по отцу. Мучимая тем, что не способна в полной мере воплотить идеал сыновней почтительности (сяо), однажды ночью во сне она увидела духа, который вскрыл ей живот и что-то вложил в него. Когда она пробудилась ото сна, оказалось, что она превратилась в мужчину. В общем, в подобных историях вполне мог бы черпать свое вдохновение 3. Фрейд, однако вообще мотив перевоплощения, смены пола имеет здесь не только психологический, но и религиозно-шаманистский аспект. Безусловно, китайский фольклор даже новейшего времени обнажает самые глубинные аспекты человеческой психики и демонстрирует то, что в западной традиции, освященной христианскими нормами, тщательно вымарывалось.
Таким образом, композиция инь-ян оказалась универсальной схемой чередования событий, чаще всего воспринимаемой как абсолютный порядок и абсолютный хаос, причем именно хаос и начало инь оказывались атрибутами мистической культуры Китая. Все истинное, связанное с инь, становилось поэтому запрятанным и сокрытым и представлялось в этом мире через символы, числовую и цветовую магию. И, как следствие, пришло осознание существования некоей магической схемы бытия, равной абсолютному небытию, которую и надо вычислить.
|
